Русалия - Страница 178

178

Ободренные столь поспешным отступлением врага русичи с ликующим гиканьем кинулись ему вдогон. Печенеги же, как бы раздавленные страхом, бросались то в одну сторону, то в другую; то к реке, то от реки, и наконец сломя голову понеслись в сторону дальнего леска. Конечно, отступление противника всегда возжигает в преследователе особенную смелость, но то же самое обстоятельство гасит его предусмотрительность. Крики, топот, стук мечей об умбоны щитов неудержимой лавиной понеслись вослед беглецам.

— Стоя-ать! — взревел Святослав и сам удивился, что голосу его может быть сообщена такая громозвучность и углубленность. — Не видите, они нас в засаду ведут!

И была в возгремевшем над полем голосе князя такая власть, что несмотря на огненную досаду, высеченную застопоренной страстью (ведь каково было расстаться с мечтой об этой легкой победе!), один за другим принялись осаживать своих разгоряченных коней витязи, и равные летами Святославу, и бывалые богатыри. С нескрываемым сожалением при том продолжали они следить взором за далече уже ушедшими от них, приближающимися к, вроде бы, слишком маленькому для того, чтобы содержать в себе какую-то опасность, голышу-гаю.

— Ай, что же стоило достигнуть! В тельное изрубить… — сокрушенно простонал, подскакавший к Святославу вплотную, сияющий румяной молодостью Ивач.

Святослав, казалось, не услышал его слов, мощью голоса своего соединяясь с сердцами сразу всех воев, точно говорил с великим, но единым существом:

— Не досадуйте, что злохотники ускользают! Станьте твердо, да изготовьте мечи, сейчас будет их время службу служить! Вот-вот зверь на ловца сам побежит!

И точно! Не успели отступившие степняки доскакать до леса, как его сетчатая стена принялась выплевывать точно таких же печенежских всадников в войлочных накидках, в лохматых шапках, из-под которых были выпущены то и дело взлетающие при подскоках толстые черные косы. Среди них были и оснащенные копьями, дорогими хазарскими саблями и кистенями, из-под серых и черных накидок иной раз даже взблескивали железные панцири, но большинство имело в своем распоряжении одни только луки. Всеконечно, в леске была устроена западня, куда стремились притворным отступлением заманить русичей первые три сотни печенежских всадников. Но вот им навстречу неслось удвоенное число собратьев, так что теперь вместе их должно было бы оказаться не менее тысячи. Однако выскочившие из леса (и как столь несущественное убежище могло скрывать такое количество конников?) никак не походили на людей, празднующих победу своей хитрокозненности. Они были явно напуганными и, казалось, сами только что угодили в шельмовскую ловушку. Кое на ком одежда была растерзана, а то и перепачкана кровью…

Еще вчера внимательно изучив окрестность, Святослав велел сильному отряду в полторы сотни копий до света тайно стороной обойти лес и схорониться в вытянутой узкой балке с заросшими краями, на дне которой, не догадываясь о возвращении весны, лежал глубокий снег. Это они внезапным наскоком до срока выгнали из леса затаившихся там степняков, готовившихся встретить русское войско совсем с другой стороны. Не зная о числе русичей, да и не имея ни малейшего навыка сражения вне открытого пространства, печенеги, будто всполошливые тетери, выпархивали из своего неверного укрытия, но тут же наталкивались на летящих навстречу собратьев, что приводило к полной безалаберщине как в строю, так и в их сбрендивших сердцах.

— Русиша, заходи по левую сторону! За реку их не пускай! — прокричал Святослав своему сотнику и, то и дело осаживая Воронка, возбужденного от повисшего над полем опьяняющего шума, воззвал к оставшимся воям: — Пока в смятение обращены бабарихи длинноволосые, ударим мечами, ударим копьями! Зажмем их с трех сторон, чтобы не могли их выручить мощные луки, иссечем чужеядов! Доверяюсь жару ваших сердец и на силу ваших рук уповаю! Правда рассудит, сыны мы или не сыны Громовника-Перуна! С любовью начнем сечу, подкрепляя друг друга!

Бросился князь, исполненный духовного пыла, вперед, прикрываясь своим круглым багряным щитом от печенежских стрел. Бросились вослед за ним его товарищи.

И сошлись ищущие друг другу смерти мужи. Но если чего и стремились избегать степняки в бою, так это рукопашной схватки. Ибо как же им было не знать, что даже заслоненное кольчугой либо чешуями панциря хрупкое тело степняка никак не способно было противостоять русскому дородству, ежели прежде не было то истощено частыми ранами от дальнолетных стрел. Однако нестойких телом печенегов отличала нечеловеческая верткость, подобно стае ядовитых шершней разлетались они во все стороны от взмаха меча, но тут же вновь собирались воедино, чтобы направить свои каленые жала на прежние цели.

Только личный пример вождя способен поднять рать на подвиг. Но вряд ли влияние самоотверженного деяния будет сколь-нибудь долгосрочным, когда причиной его стала бы одна только рассчетливость, а не естественная радость творчества. Определил для себя князь достойного противника — выделявшегося крупным телосложением широкоплечего кряжа, уже не юношу, но мужа с сединой в черных туго переплетенных красными кожаными шнурами косах, судя по доспеху железному, а не бедняцкому войлочно-кажаному, великолепной розовой лошади и ладно пригнанной хазарской сбруе на ней, безусловно, одному из вожаков степной стаи. Держа наперевес саженное копье с широким белым пером наконечника, Святослав, готовя себя к затяжной и многотрудной схватке, ринулся на печенега, а тот, заприметив несущуюся на него судьбу, ловчась уйти от ее удара, стремительно повернул свою розовую красавицу, но та почему-то не сделала немедленного прыжка, и правый бок печенега, прикрытый разве что кожаными ремнями, соединявшими железные пластины на груди и спине, оставался открытым целое мгновение. Но этого мгновения оказалось достаточно для того, чтобы копье Святослава успело настичь вожделенную цель. Печенег замертво повалился с коня на землю. Тотчас все русичи, кто был очевидцами этого свидетельства ратного одушевления их вождя, огласили поле криками, подобными крикам барсов, и кинулись в сечу.

178